Марк Розовский: «- «Был ли Чехов женоненавистником»?..Расхожее мнение - был!.. Но как всякое расхожее мнение, оно страдает этакой желтизной, сплетничеством, нежеланием или неумением внедряться в глубины внутреннего мира великого писателя, сопоставлять факты его личной жизни с художественными образами и сюжетами его произведений.Блестящий чеховский рассказ «Попрыгунья» тому яркий пример.Суть в том, что главная героиня вобрала в себя отражения многих чеховских автобиографических элементов взаимоотношений Автора с модным богемным салоном Кувшинниковой, художником Левитаном, актрисой Яворской («Чарудаттой») и даже с Ликой Мизиновой, закрутившей на глазах Антона Павловича роман с Игнатием Потапенко – другом Чехова, писателем средней руки, несравнимым по таланту с нашим автором… Кстати, Чехов называл Потапенко «всесторонним негодяем». Основания к тому были: Лика забеременела от бывшего друга Игнатия и родила ему дочку по имени Христина, которая вскорости умерла от крупозного воспаления легких. Конечно, судьба Лики прорежется и в «Чайке», но и «Попрыгунья» полна косвенных ассоциаций и с Яворской, и с Мизиновой.Можно вспомнить и других чеховских женщин – Елену Шаврову – начинающую беллетристку, искавшую с Чеховым плотоядной близости. Или Ольгу Кундасову – полусумасшедшую даму, которой он с Сувориным помогал деньгами, а она в ответ называла Чехова «патентованным Дон-Жуанишкой».Чехов увиливал от подобных «попрыгуний». Его выбор - не ненавидеть женщин, а принимать их такими, какими они есть.«Попрыгунья» - это прежде всего ИСТОРИЯ ИЗМЕНЫ. То бишь история женщины, прозевавшей свою любовь к великому человеку, который, любя, был с ней рядом – доктору Дымову.А ведь Дымов по всем признакам может считаться alter ego самого автора – доктора А.П.Чехова!В заключение добавлю: музыка нашей «Попрыгуньи» - это мелодии знаменитых русских романсов, по моей просьбе Юрий Ряшенцев написал для них новые стихи, сохранив так называемые узнаваемые «шлягворты». Эти искусные стилизации легли в основу вокально-танцевальных решений для нашего «русского мюзикла».

Рассказ Василия Шукшина «Чередниченко и цирк» мне представляется шедевром, этаким «бриллиантиком» в труднейшем коротком жанре русской литературы. Потому, наверное, вместе с командой наших отменных актеров я и сделал сценическую версию этой истории, где живые человеческие характеры, их, казалось бы, алогичное проявление во внезапно возникших обстоятельствах, а так же, сдобренное блистательным юмором анекдотическое действие – все это, вместе взятое, и есть тот самый театр жизни, точнее, театр правды жизни, которой так истово, так последовательно служил своим творчеством наш знаменитый Автор, бывший, к тому же, сам незаурядным Актером.Шукшин незабываем. Шукшин нам нужен и сегодня. Хотя рассказанная писателем история случилась в сравнительно недавнем советском прошлом, насыщенном грешным желанием чудить, выпивать, шутковать, трепаться и влюбляться под всюду и отовсюду звучащие песни Аллы Пугачевой. Шукшин театрален, ибо – правдив, легок и мудр. Конечно, автор подтрунивает над своими простодушными народными героями, живущими неутоленными шекспировскими страстями в суровый, запрограммированный, не терпящий никакого донкихотства век. Шукшин знает и любит этих простых, своих с виду, а на самом деле очень не простых, забавных людей из русской глубинки. Их обаяние узнаваемо, их судьбы затейливы, их поступки трагикомичны. Потому-то так хочется сегодня играть с упоением Шукшина в центре Москвы «У Никитских ворот».

Марк Розовский: «​- Теперь – «Анна на шее». Третья часть проекта «Чехов. Женщины. Триптих». Жанр тот же – «русский мюзикл», специфика которого, мне кажется, в том, что в его основе высокая литература, психологизм и поэтика трогательностии сострадательности. При этом, подчеркиваю: развлекательную функцию никто не отменял!Стихи Ю.Ряшенцева, музыка – моя, балетмейстер всех трех составляющих проекта («Душечка», «Попрыгунья», «Анна на шее») – Светлана Лапина, сценография Ивана Арнгольда, режиссер-ассистент Яна Прыжанкова, которым я низко кланяюсь с благодарностью за участие в этой уникальной, чрезвычайно сложной работе.​А.П. Чехову тоже поклон особый, поскольку его вклад в наш театральный триптих, как вы понимаете, бесценен.​Сейчас довольно часто ставят Чехова вне Чехова. Мы же следили за тем, чтобы в любой миг нашего действа оставаться верным авторскомустилю и миросознанию. А оно, напомню, было очень далеко от прямого «женоненавистничества»(такие особы, как Саша Селиванова или Людмила Озерова, были для него не более, чем сексуальные обузы), а настоящая любовь у Чехова была лишь с Лидией Авиловой, которая, как известно, одарила А.П. медальоном с гравировкой: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, приди и возьми ее». Вот как! Чехов недаром вставил эти интимные слова в «Чайку».​А вот, пожалуй, самая выразительная всеобъясняющая цитата–откровение, чеховское, как он сам говорил, «благоутробие».​Из письма Суворину: «Извольте, я женюсь, если Вы хотите этого. Но мои условия: все должно быть, как было до этого, то есть ОНА должна жить в Москве, а я в деревне, и я буду к ней ездить. Счастье же, которое продолжается изо дня в день, от утра до утра, - я не выдержу… Я обещаю быть великолепным мужем, но дайте мне такую жену, которая, как луна, являлась бы на моем небе не каждый день. NB: Оттого, что я женюсь, писать я не стану лучше».​Таков Чехов. Честный и правдивый. В любовях несуетный, осторожный во флиртах, озабоченный своей свободой – прежде всего писательской, и потому умеющий держать дистанцию при малейшей угрозе своему призванию.​Что касается «Анны на шее» - это рассказ-бриллиант, повествующий о необыкновенной девушке-красавице, которая в неравном браке предала свою бедную полунищую семью, прельстившись роскошью и загулами в своей новой пустой жизни. Очень-очень, между прочим, современный распространенный сюжет, знаете ли!»

Евгения Абрамовича Баратынского (Боратынского, как доказывают исследователи его творчества), современники считали величайшим поэтом России. Его стихи звучали во всех литературных салонах Петербурга и Москвы, ими восхищались.К сожалению, время оказалось безжалостным к творчеству поэта. Его стихи вспоминают редко. Пробел решили восполнить молодые актеры театра «У Никитских ворот» Александр Кудряшов и Никита Сюсюкин. «Лента поэзии. Баратынский» - их самостоятельная работа. В основу композиции легла поэма «Бал» - история любви в интерьерах великосветского общества Москвы, которая в свое время вызвала немало пересудов и споров.Никита Сюсюкин о спектакле: «Мы решились на эксперимент, в котором соединили цирк и кабаре, итальянскую комедию и высокий слог русской поэзии 19 века. Это романтическая история, рассказанная в перерыве между кадрилью и вальсом. Печальный анекдот о нравах высшего общества. Она и Он. Ревность и предательство. Любовь и смерть. Игра и театр. Бал».

Марк Розовский о спектакле:- Не скрою, в «Свадьбе» Зощенко мне хочется сделать этакий «мейерхольдовский спектакль». Когда-то В.Э. Мейерхольд, ставя своего гениального Гоголевского «Ревизора», нашел определение для своего метода – «музыкальный реализм». Здесь все строится на соединении крупной доли психологизма с условно-знаковой формой сценического существования, выраженного в темпоритмичной пластике, графическом решении мизансцен, и постоянном взаимном перетекании правды быта в поэтический гротеск и обратно. Тут нужны особо техничные актеры, блестяще овладевшие искрометной техникой и желающие, и умеющие импровизировать.Выполнению этой задачи призваны помочь музыкальные шедевры – шлягеры 20-х – 30-х годов, - это отнюдь не вставные номера, а в нашей игровой стихии – единый театральный массив с Зощенковской прозой.«Свадьба» - это веселая анекдотическая сатира на опустошение и одичание человека, живущего в идиотизме и невежестве, в хамстве и кошмаре нищей повседневности. Горько!

Марк Розовский о спектакле: «Ну, наконец-то... В «Ленте поэзии» появляется мир поэта – юного мастера стиха, классика, голос которого, печальный и едкий, прорывается в наш XXI-й век и каждым звуком своим благородит душу. Михаил Лермонтов – апологет возвышенных страстей. Во «Мцыри» он воспевает тягу к «отцовскому дому», к красоте «грузинки молодой» и живописует кровавую схватку с «могучим барсом», отдавая должное врагу- зверю с его животной яростью и человекоподобием... Романтический стиль высокопарен и прост одновременно, что делает размышление о Жизни и Смерти игрой ума и сердца, - молодой Лермонтов подымается в этих стихах до высот трагедии шекспировского уровня. Величие этой поэтики грандиозно и неоспоримо!А в поэме «Тамбовская казначейша» у поэта совершенно другой, близкий к мольеровскому, тон. Может быть, Лермонтов здесь провозвестник Гоголя. Или даже... Зощенко!.. Анекдот, с феерическим блеском рассказанный автором, – из русской провинциальной жизни, но сколько соленого и сочного изящества в этойшутке, сколько саркастической иронии и меткости в изображении характеров персонажей.Наш 2-ой акт призван контрастировать с первым, тем самым нам хочется выразить свое восхищение многосторонним гением Лермонтова, нашедшего сегодня приют у Никитских ворот.»

Знаменитый роман Владимира Набокова - классический образец проникновения в полузапретную зону исследования греха, граничащего с преступлением. Ответственность за него, связанного с животными инстинктами и сексуальными отклонениями, остается исключительно актуальной и в наше время. Драма главного героя вырастает из безумия страстей и вседозволенности порока.Нам важно разобраться в тонких и болезненных переживаниях запутавшегося в своих искренних чувствах героя и его жертвы.