Сми о нас

07.05.2019

"Марк Розовский: "Все течет"

В программе "Лицом к событию" показ спектакля Театра у Никитских ворот "Жизнь и судьба. Все течет" по произведениям Василия Гроссмана.

Смотрим и обсуждаем первую часть - "Все течет" - о Голодоморе вместе с главным режиссером Театра у Никитских ворот Марком Розовским.

Ведет передачу Михаил Соколов.

Михаил Соколов: Сегодня мы решили отметить 90-летие года великого перелома, начало коллективизации. Сегодня у нас в студии главный режиссер Театра у Никитских ворот Марк Розовский. Мы сегодня будем показывать спектакль «Жизнь и судьба. Все течет». В главной роли Маргарита Рассказова. Напомню, что роман Василя Гроссмана «Жизнь и судьба» был конфискован в 1961 году КГБ, тайно вывезен из СССР и впервые опубликован только в 1980-м году в Швейцарии. Вместе с «Жизнью и судьбой» была конфискована и рукопись повести «Все течет». Писатель создал новый вариант этой повести, его завершил в 1963 году. Она была опубликована за рубежом в 1970 году, а в Советском Союзе появилась в 1989 году. Марк Григорьевич, я хотел бы от вас услышать нечто вроде предисловия, как появился этот спектакль по Василию Гроссману. Все-таки это и довольно большой роман, и маленькая повесть, вот они совместились в одной пьесе.

Марк Розовский: В одном спектакле, да. Первая часть — тема Голодомора. Василий Семенович Гроссман, классик нашей литературы, русской литературы, отнюдь не литературы социалистического реализма, хотя он жил в это время, творил и в предвоенное время, и во время войны, будучи корреспондентом «Красной звезды», он всю Сталинградскую битву провел в Сталинграде, писал правду о войне уже во время войны.

Повесть «Все течет», с которой мы начинаем, там в этой повести есть монолог женщины, которая рассказывает о событиях, произошедших в нашей стране в самом начале 1930-х годов. Это потрясающая правда о насильственной коллективизации, о том, что происходило на селе в это сталинское время. Вообще голод, мне кажется, это тема русской литературы. Голод — это первопричина всех революций, всех насилий, катаклизмов. В нашей истории, в истории нашей страны это постоянная, непрекращающаяся борьба с голодом на всех уровнях.

Михаил Соколов: И до революции Лев Толстой.

Марк Розовский: Лев Толстой, его столовые, он был благодетелем тогда, боролся с голодом личными средствами, это было его меценатство. Во время революции вспомним ходоков к Ленину, а до этого Некрасов был и пугачевщина была. Об этом мы не будем долго говорить. Но голод действительно 1921-22 годов объяснялся засухой, климатом, неурожаем, саранчой и так далее.

Михаил Соколов: И гражданской войной тоже.

Марк Розовский: Гражданская война, конечно. Встал вопрос, чья земля, земли не хватало крестьянам. Первый закон — закон «О земле», «Земля крестьянам», был такой лозунг, «Мир народам». Но никакой земли крестьянам дано не было, это были просто пустые обещания большевиков.

Михаил Соколов: Она была не в собственности, она была в пользование дана государством. Государство дало, а потом стало отбирать.

Марк Розовский: И была проблема землеустройства. Я помню, в «150 миллионах» Маяковского такие строки: «Хлеб — вот это земная ось. На ней вертеться и нам, и свободе». Еще он же, наш великий поэт: «Я день и ночь Поволжье вижу, солому жующие, лежа в соломе». Вот такие строки. Все это было только начало, этот страшный голод в Поволжье, 1921-22 год, по сравнению с тем, что произошло чуть позже, в 1932-33 годах, когда начался действительно массовый голод, организованный голод. Тут уже не климатические условия, а тут уже власть, которая организовала этот голод. Это насильственная коллективизация, раскулачивание, как мы знаем из нашей истории. Это принудительная экспроприация зерна у крестьян, унижение крестьян. Тут надо читать Андрея Платонова и даже письма Шолохова Сталину, которые зафиксировали эти насильственные экспроприации. «Где яма? Где зерно хранишь?». Если ты не говорил ничего, ты подвергался арестам, пыткам, унижениям, оскорблениям. Шолохов приводит в письмах Сталину, совершенно удивительные какие-то картины живописует о том, что люди, приходящие от райкома партии в село, выстраивали крестьян, заставляли их высовывать языки, они с высунутыми языками стояли не полчаса, а буквально чуть ли не сутки. Это раскулачивание принесло в нашу страну, как мы знаем, гибель, разные источники, мне приходилось их изучать, одни говорят, что это два миллиона человек погибли, другие источники говорят 8 миллионов погибших.

Михаил Соколов: Никто не считал и до сих пор не может посчитать.

Марк Розовский: Потому что не велся никакой учет. Пухли от голода дети, людей ставили к стенке, уничтожали миллионы людей. Эти преступления Сталина и его клики остались совершенно незафиксированными, только поздними историками это все действительно было открыто. Голод, конечно, касался не только Украины и Голодомор, он касался всей территории нашей великой страны, и Северный Кавказ, и опять же Поволжье, Волга, и Украина, Урал, Казахстан очень пострадал, Сибирь, особенно Западная Сибирь. Вот эти огромные пространства — это все Голодомор на территории нашей советской страны.

Сталин, Молотов, Каганович и Ягода, вот эта великолепная четверка осуществляла эту государственную политику уничтожения крестьянства в нашей стране, уничтожение сельского хозяйства под видом раскулачивания. Кулаки — это были труженики на своей земле. Объявлялся кулаком любой практически труженик, который что-то хотел продать в город. А как иначе было селу жить? И конечно, унизительное отбирание паспортов у колхозников. Если ты в колхоз поступал, то у тебя отбирали паспорт, ты не мог со своей земли уехать в город, поселиться в гостинице, вообще быть более-менее свободным человеком, ты уже становился рабом.

Эта форма абсолютного порабощения является страшным преступлением Сталина еще до Большого террора, до убийства Кирова, до 1937 года. Все это не просто на совести советско власти, на совести Сталина, который сам говорил в письме: «Вывоз зерна — вот в чем гвоздь». Это я цитирую просто одного из его писем. То есть забрать и поделить, отвезти в город, спасти свою власть в городах.

Михаил Соколов: И на экспорт.

Марк Розовский: И на экспорт, да, заработать, а собственный народ оставить в нужде, в беспросветной нужде с помощью насилия. Потому что осуществляли органы ГПУ, органы НКВД. Потом был принят закон «о трех колосках», потом был принят закон о смертной казни, касающейся детей 12 лет, и он был осуществлен. Около 600 детей 12-летних были расстреляны из-за того, что они что-то украли с колхозного поля. Жрать-то нечего было.

Михаил Соколов: И в города не пускали, поскольку было оцепление. Есть документы, кстати, ОГПУ, которые перекрывают выезд.

Марк Розовский: Я уже не говорю о 1937 годе, о Большом терроре, но здесь все это начиналось в год великого перелома, перелома позвоночника, как говорится, нашего крестьянства. Эти преступления общеизвестны, только народу нашему почему-то не слишком известны. Но я бы сказал, что народ помнит, а вот население, в чем разница между населением и народом, сегодня наше население почему-то очень забывчиво и не имеет памяти о своей ближайшей истории. Очень обидно.

Василий Гроссман писатель, который совершил свой писательский подвиг, рассказав правду нам об этой нашей истории, которая не должна быть забыта. Выводы из этой истории мы должны делать сами. Не делаем выводы, будем жить как рабы и будем обязательно отвечать за это вранье, за это подлое вранье, гадкое вранье, за все те мерзости, которые навязал нам большевистский режим во главе с товарищем Сталиным.

Михаил Соколов: Я думаю, что сейчас как раз самое время посмотреть первую часть спектакля «Жизнь и судьба. Все течет», Маргарита Рассказова.

Михаил Соколов: Марк Григорьевич, объясните нам, почему героиня говорит у вас на таком языке, украинский или суржик, почему вы выбрали именно это?

Марк Розовский: Да, конечно, у самого Василия Семеновича Гроссмана на чистейшем русском языке героиня эта говорит. Но поскольку мой личный житейский опыт был, я встречался со многими простыми людьми в послевоенное время, жившими на Украине, они говорили на таком не на чисто украинском языке, и не на чистом русском языке, и не на белорусском языке. Территориально история Голодомора в европейской части нашей, если не считать Волгу, Поволжье, она была на этих землях.

Михаил Соколов: Зернопроизводящих, здесь зерно брали и на экспорт, и грабили.

Марк Розовский: Украина была производительницей зерна, хлеба, безусловно. Эти люди, колхозники говорили на смеси этих языков, называлось это действительно суржиком в просторечии. Этот язык был очень удобен для общения. Да, они говорили о жутких, страшных делах, которые происходили у них в селе, но в такой форме: «Что случилось? У нас в селе на обочине трупы лежали, вот здесь голодные детки».

Михаил Соколов: Обыденность ужаса.

Марк Розовский: Никто не жаловался, никто не говорил об ужасе того времени с каким-то пафосом, с какой-то патетикой. Конечно, были слезы на глазах. Эта легкость меня поражала, и я это спектакле попытался отразить. Рита Рассказова, не то, что мы пытались перевести текст великого Гроссмана на суржик, а она подхватила это, мы слушали, как говорят настоящие колхозницы того времени молодые, пожилые, чтобы сделать этот текст очень узнаваемым. Потому что текст исповедальный, а в исповеди наш человек не врет, никака фальшивая интонация здесь была недопустима. Суржик был общепонятен и в Москве. Это не просто говор, это не просто манера театральная говорить, а это узнаваемая ритмика и музыка звукоречи, которая присуща была этим жертвам Голодомора. Мне казалось, что с точки зрения чисто театрального исполнительства это единственно правильный ход для того, чтобы донести текст Василия Гроссмана до сегодняшнего уха, до сегодняшнего восприятия этой нашей недавней истории.

Михаил Соколов: Марк Григорьевич, а у вас есть объяснение, почему Сталин, мне понятно, гнал к этому обобществлению любой ценой, марксизм в конце концов, жестокость, идею воплотить хотел, а почему столько людей втянуло в исполнительство этого? Александр Твардовский, сам выходец из деревни, писал во славу коллективизации «Страну Муравию», а его брат был в ссылке как кулак, то есть как такой враг советского строя просто потому, что он хороший работник был. Как удалось втянуть столько людей в чудовищное преступление?

Марк Розовский: Был дурман идеологии, работала пропаганда. Вся страна была погружена целиком и полностью в желание осуществить эту утопию, социалистическую утопию. Все были обращены в будущее, говорили: это временные трудности. Сейчас мы это переборем, а потом мы обязательно заживем счастливо. Когда потом? Потом нам и Никита Сергеевич говорил, что через 20 лет коммунизм наступит. Анекдоты по этому поводу ходили, что якобы в тире была надпись «Наша цель — коммунизм». Я помню, такая была зловещая шутка. Все верили, потому что хотелось другой жизни. И Сталину верили — это, безусловно, было так.

Михаил Соколов: А кто не верил, тот в ГУЛАГ, в ссылку, на Соловки, на Беломорканал.

Марк Розовский: Было еще другое. Сталин родил с помощью страха, ГУЛАГ был еще и нужен Сталину для того, чтобы те, кто оставались по эту сторону колючей проволоки, они тоже проживали не только страх, но и желание выжить, тогда надо было приспособиться, тогда надо было доказывать свою лояльность. Если я не донесу, то на меня донесут. Все жившие в страхе начинали верить и уверовали в то, чего они достигнут в самую ближайшую пятилетку — это их спасет.

Михаил Соколов: Получилось, такое слово «перековка», его применяли к тем, кого послали на Беломорканал. На самом деле это получилась перековка сознания всей страны ГУЛАГом и утопией.

Марк Розовский: Были замечательные лозунги, взятые из Французской революции «Братство. Равенство, Свобода». Свободы никакой не было, братства никакого не было, равенства никакого не было, потому что уже были одним пайки, другим пайки. Это был великий обман, грандиозный обман. Сталин в этом смысле шел путем Гитлера, который тоже обманывал свой народ с помощью лозунгов. Почему боятся сравнивать Сталина и Гитлера? Потому что сразу обнажается их близость

Михаил Соколов: Сейчас мы дадим опрос, что люди думают об этом времени, о коллективизации.

Михаил Соколов: Путанно, наверное, но не воспевают великий перелом, коллективизацию. Я удивляюсь, опросы последние — все растет сталинская популярность. Что вы скажете на это? Чуть ли не 70% насчитали одобряющих в разной форме.

Марк Розовский: Уже многие объяснили это нам. Это прежде всего молодое поколение, которое с одной стороны воспитано в темноте и не очень разбирается в своей собственной истории, истории своей собственной страны. Но есть некоторые первопричины этому, протестное ощущение того, что происходит сегодня со всеми нами. Только что наш премьер-министр в Государственной Думе сказал, что 19 миллионов человек в нашей стране живут за чертой бедности. 19 миллионов — вдумаемся в эту цифру. Это признание того, что богатые и бедные, хочешь, не хочешь, а классовый подход волей-неволей начинает торжествовать в системе наших взаимоотношений с государством.

И кого мы виним? Конечно, будем винить власть. Конечно, власть будет виновата в том, что мы не добились практически никаких успехов. А почему не добились? Тут уже разночтения. Кто-то считает, что из-за возросшей милитаризации нашей страны, кто-то считает, что просто мы не тянем по производительности труда, мы уступаем всем цивилизованным странам. Отсутствие самопостижения себя в истории, самокритичности в каком-то смысле, нет подходов, которые позволили бы сделать нам выводы в отношении того, что же произошло со страной в ХХ веке, почему понадобилась перестройка, почему мы осуждаем эту перестройку, которая с ее издержками, ошибками двинула страну, казалось бы, вперед, но тут же мы делаем, как говорил наш первый вождь, «шаг вперед, два шага назад». Вот сегодня мы сделали не два шага назад, а двести шагов назад, с моей точки зрения. При том, что мы опять рапортуем о наших успехах.

Михаил Соколов: Здесь мы с Марком Розовским сделаем паузу до следующей передачи. Я напомню, что вы смотрели только первую часть «Все течет», впереди «Жизнь и судьба». Мы посмотрим эту часть спектакля в следующей программе с Марком Розовским.